philologist в Владимиру Зельдину - 100 лет!Сегодня народному артисту СССР, старейшему в мире «действующему» актёру, полному кавалеру Ордена за заслуги перед Отечеством Владимиру Михайловичу Зельдину исполняется 100 лет. Владимир Зельдин уже более 70 лет работает в Театре Российской Армии (ЦАТРА), куда пришел в 1941 году. На этой сцене — самой большой в Европе — он сыграл десятки ролей в классике и современной драматургии. В перечне театральных работ особое место заняла популярная комедия Лопе де Вега "Учитель танцев", в которой Зельдин сыграл более 1000 раз. А в кино он запомнился зрителям по фильмам "Свинарка и пастух", "Сказание о земле Сибирской", "Карнавальная ночь", "Укрощение строптивой", "Дядя Ваня", "31 июня", "Десять негритят".
Из книги Владимира Зельдина «Моя профессия: Дон Кихот»:
- Старость — это искренность. И естественность. И полное отсутствие позы.
- Старость — это когда становишься добрее.
- Старость — это на самом деле счастье.
- Старость — это когда возвращаются идеалы.
- Старость — это когда многое кажется просто, но не потому, что старики «склонны все упрощать»: разнообразие жизни им хочется свести к элементарным вещам, а «просто» потому, что в жизни действительно очень многое просто и ясно — надо только однажды отделить себя от суеты.
- Старость — это когда мало соблазнов. Не потому, что «сил нет» или «желаний мало», а потому, что стоящих желаний и ослепительных соблазнов в мире на самом деле немного — лучше сосредоточиться на чем-то одном-единственном.
- Старость — это когда вдруг понимаешь, как далеко вперед ты удрал. Ты рассказываешь о том, что было вчера, а в ответ тебе недоумение: «Вы все про каких-то допотопных». Не верят, глупенькие, что это было, что потрясало.
- Старость — время, когда ты способен остро осознать, что же такое счастье…
- Старость — это когда живешь, как тебе удобно, и общаешься с теми, кто тебе приятен, и этот «подарок» уже тоже можешь себе позволить.
- Старость — это когда начинает казаться, что люди вокруг стали умирать чаще: это значит, что у тебя появилось собственное кладбище и дорогих тебе могил там все больше. И все больше мучат тебя не-встречи с теми, кто еще недавно был рядом, в успехах и в неудачах. И нестерпимо жаль, что поколение легендарных стали забывать, а в труппе Театра Армии таких «помнящих» теперь только двое — Николай Пастухов и я.
- Я часто просил и брал для других, а для себя было стыдно: что скажут люди? — жили ведь рядом те, у кого не было и того, что имел я.
- Я выхожу на сцену, все еще выхожу, все еще хочу выходить, и зритель очень доброжелательно и хорошо меня принимает: для меня это самое дорогое…
Из книги Владимира Зельдина «Моя профессия: Дон Кихот»:
- Старость — это искренность. И естественность. И полное отсутствие позы.
- Старость — это когда становишься добрее.
- Старость — это на самом деле счастье.
- Старость — это когда возвращаются идеалы.
- Старость — это когда многое кажется просто, но не потому, что старики «склонны все упрощать»: разнообразие жизни им хочется свести к элементарным вещам, а «просто» потому, что в жизни действительно очень многое просто и ясно — надо только однажды отделить себя от суеты.
- Старость — это когда мало соблазнов. Не потому, что «сил нет» или «желаний мало», а потому, что стоящих желаний и ослепительных соблазнов в мире на самом деле немного — лучше сосредоточиться на чем-то одном-единственном.
- Старость — это когда вдруг понимаешь, как далеко вперед ты удрал. Ты рассказываешь о том, что было вчера, а в ответ тебе недоумение: «Вы все про каких-то допотопных». Не верят, глупенькие, что это было, что потрясало.
- Старость — время, когда ты способен остро осознать, что же такое счастье…
- Старость — это когда живешь, как тебе удобно, и общаешься с теми, кто тебе приятен, и этот «подарок» уже тоже можешь себе позволить.
- Старость — это когда начинает казаться, что люди вокруг стали умирать чаще: это значит, что у тебя появилось собственное кладбище и дорогих тебе могил там все больше. И все больше мучат тебя не-встречи с теми, кто еще недавно был рядом, в успехах и в неудачах. И нестерпимо жаль, что поколение легендарных стали забывать, а в труппе Театра Армии таких «помнящих» теперь только двое — Николай Пастухов и я.
- Я часто просил и брал для других, а для себя было стыдно: что скажут люди? — жили ведь рядом те, у кого не было и того, что имел я.
- Я выхожу на сцену, все еще выхожу, все еще хочу выходить, и зритель очень доброжелательно и хорошо меня принимает: для меня это самое дорогое…
Journal information